Созвездие Галлагеров

[creativeblogFool]

Название: Созвездие Галлагеров
Автор: Яша Скрипкин
Фэндом: Shameless
Пейринг/Персонажи: Йен/Микки, Лип/Мэнди
Категория: слэш, гет
Жанр: драма, юст
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: AU относительно 4 и 5 сезонов (Йен 4 года отслужил в армии, у него нет биполярного расстройства, ну и так, по мелочи всякое)

Мужик Мэнди хочет, чтобы она набила себе татуировку с его именем. Мэнди рассказывает об этом Микки, пока он сидит на толчке, а она в это время чистит зубы. Мэнди вытаскивает зубную щётку изо рта и улыбается ему радостно, правда, чуть кривовато. Разбитая губа, наверное, мешает.
Пиздюк, который вдарил ей два дня назад по лицу, хочет, чтобы она набила себе татуху с его сраным именем.
Микки подтягивает штаны и молча выходит, крепко закрыв за собой дверь.

Мэнди выходит из ванной только через десять минут, когда он уже успевает стащить с тарелки Светланы тост и поораться с одной из тех шлюх, что всё время околачиваются у них в доме. Шлюха что-то кричит ему по-русски, Светлана пакостно усмехается, и Микки шлёт их всех на хуй, потому что он не нанимался веселить этот блядоцирк.
Именно в этот момент в комнату врывается Евгений и истошно орёт: «Галлагеры!».
Мэнди замирает на пороге, глупо раскрыв рот, Светлана оскаливается, точно кошка, которой наступили на хвост, а у Микки конвульсивно дёргается рука, как если бы он хотел кого-нибудь ножом пырнуть, но он всего лишь размазывает масло со спиженного тоста по чистой рубашке.
Ёбаные Галлагеры.
Даже когда их нет, они умудряются насрать в чужую жизнь.

Евгений счастливо улыбается и тянет к папе ручки - хочет, чтобы его обняли.
Женечка молодец, Женечка смог произнести своё любимое слово без ошибок, обнимите Женечку.
Микки сжимает переносицу пальцами, мысленно досчитывает до десяти, и всё это в кромешной тишине, потому что Мэнди всё ещё стоит на пороге, теперь она крепко сжимает побелевшие губы, но у неё всё равно дрожат руки, выдавая волнение, и Светлана о чём-то раздражённо шепчется со своей русской сестрой-сосалкой, а Микки, а что Микки, он медленно выдыхает, обхватывает ладонями бока сына и прижимает его к себе. Евгений что-то радостно лопочет, перемежая предложения вроде «мама титьки потеряла, на полу валяются», «я кашу не буду», «у собаки какаха была на бабочку похожа» своим любимым восклицанием: «Галлагеры!».

Когда Микки однажды притащил Евгения в бар (Светлана свалила со своей девкой в кино, а Мэнди трахалась за закрытой дверью с чёрным парнем, так что пришлось стряхнуть пыль со своих отцовских обязанностей), и во время его тёрок с Кевом мальчишка вдруг выпростал руку из пелёнки и громок заверещал: «Галлагеры!», все в баре резко замолчали и уставились на входную дверь. Подумали, наверное, что Фрэнк со своей новой печенью пожаловал.
Кев потом чуть не обоссался от смеха, когда Микки ему признался, что «Галлагеры» - это любимое слово Евгения, это вообще его первое, сука, слово. Не мамка или папка, или «тридцать баксов за отсос», потому что, кто бы, вашу мать, сомневался, в доме Милковичей каждый день только и обсуждали, что бабло и отсосы, но нет. Галлагеров обсуждали чаще, вся сраная семейка нависала над Милковичами, пряталась по шкафам и в нычках. В злом бормотании Светланы, в растёкшейся по щекам Мэнди подводке, в довольной роже Терри - везде, везде были Галлагеры.

Когда счастливый дед услышал первое слово внука, он отпиздил Микки бутылкой из-под пива. Евгений орал и заливался слезами, а Микки валялся на полу, всё лицо в крови и соплях, и Мэнди его тихо гладила по голове. Микки казалось, что из-за вывернутой уходившим отцом двери выглядывает рыжая башка Йена, и он улыбался.
Никакого Йена там, конечно, не было.

Микки приходит в бар, чтобы перетереть с Кевом по поводу снижения арендной платы, и Кев, едва завидев его, восклицает:
- Нет, ну ты представляешь, эти долбаные Галлагеры вчера такое учудили!
При этом он радостно улыбается и обводит рукой развороченный бар. Микки замечает разбитую плазму, горы конфетти и бомжа под горой цветной гофрированной бумаги. Ему наплевать, что там натворили Галлагеры, ему до пизды осточертело, что весь мир вертится вокруг сраных Галлагеров.
А Кев говорит:
- Вчера Йен из армии вернулся, клёво, да? И Лип получил корочку об окончании колледжа. Первый Галлагер, окончивший колледж, это же офигеть, я теперь готов поверить в йети и Барака Обаму! Фиона вчера так напилась от радости, что Фрэнку пришлось её на себе домой тащить, даже Фрэнка перепила, вот умора, господи.
Кев хохочет и смахивает с глаза слезинку, тарахтит что-то ещё про Дэбби, Липа, Фиону, опять про Фиону, про девок своих, Микки его не слушает, Микки смотрит на свои руки, на сжимающиеся и разжимающиеся пальцы. Если сжать пальцы, буквы на фалангах светлеют, а если разжать - наливаются тёмной краской, становятся рельефными и выпуклыми, точно живыми. Пальцы подрагивают от желания врезать, хоть кому-нибудь.
Себе самому разбить лицо, так, чтобы одно только месиво осталось, а Микки Милкович чтобы пошёл нахрен и исчез навсегда.
- А мужик Йена, - вдохновенно вещает тем временем Кев, - лепил детям надувных собачек из гондонов, даже мне слепил пуделя, во, погляди! Космический мужик!
Кев вытаскивает из-под барной стойки самого настоящего надувного пуделя, ребристого и пахнущего клубничной смазкой, но нормального такого, с ушами и хвостом, с елдовиной ещё, наверное, его ведь мужик Йена слепил, космический, мать его, йенов мужик.
Мужик, которого Йен ебёт сейчас. Или который сам ебёт Йена, откуда Микки знать.
Микки сейчас лицо себе разобьёт и исчезнет, ему какое дело.
Кев от неожиданности роняет своего пуделя на пол, когда Микки вдруг берёт и разъёбывает кулак о барную стойку, а потом молча уходит, шваркнув дверью так сильно, что разбитая плазма со своей подставки падает на пол. Осколки разлетаются во все стороны, бомж в куче бумаги просыпается и матерится. Кев теребит пуделя за надувные уши и наблюдает, как насыщенная алая кровь по деревянным трещинкам медленно стекает к центру, в отпечаток от костяшки среднего пальца.

Дома Светлана с Евгением раскрашивают фригидных львят в книжке за полтора бакса, и Микки старается успокоиться, досчитать до десяти, до ста, до тысячи, ему сын его улыбается, надо улыбнуться в ответ, Микки ведь не хуйло какое, он нормальный отец.
Если бы только Светлана не пялилась.
Микки чувствует, что ничего хорошего от её взглядов не будет.
И не ошибается ни на одну ссаную йоту.
- Девочки звонили, жаловались, что семейка Галлагеров вчера разнесла весь бар, клиентов сегодня совсем нет, - говорит Светлана. - Ещё, говорят, Морковкин вернулся, - прибавляет она будничным тоном. И пялится, и сверлит в Микки дырку злым взглядом.
У Микки есть одна готовая, разработанная дырка, он с удовольствием бы её показал, да Светлане не понравится, она хочет в нём свою просверлить, дура бешеная.
- Галлагеры! - радостно вякает Евгений и пририсовывает лупоглазому львёнку пятую лапу синим карандашом.
Микки чувствует себя таким же убогим, увечным ублюдком, ковыляет на пяти лапах, пытается жить не тужить, а ему всё время под лапы булыжники какая-то сука подсовывает, он запинается, падает и нос себе разбивает. Он даже знает, что это за сука. Есть тут одна рыжая, занятая другим мужиком стерва.
- Срать мне на Галлагеров, - огрызается Микки и уходит в свою комнату, дверью шваркает и, оставшись наедине с самим собой, прижимает к губам разбитые костяшки руки.

Вечером над Чикаго сгущаются тучи, и молнии то и дело ебашат в худую крышу дома Милковичей.
Вечером в его комнату вваливается Мэнди.
С мокрыми, растрёпанными волосами и невыносимо радостными щами, Микки руку дать готов на отсечение, что ей в очередной раз удалось завалить Липа Галлагера.
Но Микки знает, за каким хреном Мэнди пришла в его комнату на самом деле.
Он вальяжно взмахивает рукой с зажатой в ней бутылкой пива и любезнейшим тоном просит:
- Да, давай, расскажи мне про то, что Рыжий лобок вернулся, мне ведь охуеть как интересно знать, что он вернулся, да ещё с каким-то мужиком, ведь вся сука вселенная вертится вокруг Галлагеров, других интересных новостей сегодня и нет!
Мэнди молчит и радостной больше не выглядит.
Мэнди смотрит на него, как на щенка, которого у неё на глазах отпинала злая детвора.
Микки чувствует, как пиво разливается по жилам, бурлит, бьётся о тонкие стенки сосудов и оборачивается бешенством. Суровым, тяжёлым бешенством Милковичей. Когда Мэнди счищает с лобового стекла волосы какой-то суки, или когда Терри начищает свой дробовик, - знайте, кто-то достаточно сильно доебал Милковичей. Кто-то на вашей улице, возможно, сдох сегодня в страшных конвульсиях.
- Мне нахрен не интересно, кто и куда вернулся, поняла?! - орёт Микки. - Ни младший Галлагер, ни старший! Нигде покоя нет от них, блядь, даже в собственном доме!
Микки тяжело дышит в мёртвой тишине и смотрит, как у Мэнди подрагивает напряжённый подбородок, как дрожат расширившиеся провалы зрачков. Микки - сын Терри Милковича, он ненавидит себя за это, но именно сыном этого больного ублюдка он сейчас в первую очередь и является. Он может навредить Мэнди. Поэтому Микки сжимает руками звенящую от боли голову и глухо приказывает:
- Уёбывай к своему дружку, Мэнди.
- Пожалуйста, - просит он, - уйди прямо сейчас.
Но Мэнди никуда не уходит.
Мэнди закрывает дверь и садится на кровать к Микки. Мэнди сжимает бедовую голову брата тёплыми ладонями и прижимается к его горячечному лбу своим.
- Дура ты тупая, - бормочет Микки, но с немой благодарностью кладёт красные и грязные от крови руки поверх её бледных запястий.
Небо над Чикаго светлеет, и раскаты грома затихают в тёмно-синей дали.

Проходит неделя, и в одно распрекрасное утро, когда Микки сидит на толчке и соловым взглядом пялится на валяющийся на полу оранжевый лифчик Светланы, в ванную врывается одна из лютых баб-сосалок, которыми Микки, вроде как, руководит, но которые почему-то упорно держат за яйца его, а не свою клиентуру. Из сбивающейся на русский говорок пламенной речи Микки выцепляет информацию о том, что Кев в очередной раз просрал время оплаты счетов за тепло, и поэтому девки в борделе мёрзнут, у клиентов хуи не встают, мрак, отчаянье, кони апокалипсиса чистые наволочки топчут.
В баре выясняется, что у Кева выходной, что он сидит в гостях у Галлагеров с детьми, а заодно нянчится с Лиамом. Об этом ему любезно сообщает Ви, попутно разливая клиентам бухло и переругиваясь со злыми шлюхами, которые облепили всего Милковича и скалят зубы из-за крашенных меховых воротников.
- Сходи к Галлагерам, найди там Кева, я за счета ответственности не несу, - советует ему Ви.
Шагая к выходу, Микки чувствует её внимательный взгляд у себя на затылке.
В животе кишки скручивает от нехорошего предчувствия, но Микки Милкович не ссыкло какое-нибудь. У него есть дело к ебучему Кеву, пусть тот и окопался в доме Галлагеров, Микки решительно придёт туда и вызовет мужика на серьёзный разговор.
Подойдя к дому Галлагеров, Микки решает, что вполне сможет перетереть с Кевом и на порожке, не заходя в дом.

Дверь ему открывает Карл, и Микки немного офигевает от того, как этот пацан вырос, выше Милковича, ублюдок этакий. Карл жмёт ему руку, и рукопожатие у него крепкое, аж кости скрипят, и Микки с уважением думает, что наконец-то в семье Галлагеров появился нормальный мужик, а не обсосок вроде Фрэнка или мудак вроде Липа.
- Мне бы Кева на минутку, надо ему яйца подкрутить, - говорит Микки и ждёт, что сейчас Карл позовёт ублюдочного Кева. Карл ему в ответ понятливо кивает, а потом втаскивает за руку в дом, запирает дверь и простирает руку в сторону лестницы:
- На втором этаже с детьми тусит, сам иди ищи.
Микки поднимается по лестнице, отсчитывая мысленно до десяти, сжимает и разжимает кулаки, чтобы не разбить случайно перила или лицо сраного Карла. Когда он проходит мимо комнаты младшей рыжей девки, дверь вдруг раскрывается, и прямо в лицо Милковичу прилетает мокрая, измочаленная фотка какого-то смуглого пацана. Дверь с громким грохотом захлопывается, а Микки ненадолго залипает на накачанные смуглые руки, но тут же выбрасывает фотку на пол. Хер его знает, отчего она мокрая такая, то ли мелкая дура её слезами залила, то ли неплохо на неё надрочила. Руки у пацана уж больно хороши, Микки бы тоже передёрнул разочек.
Кев сидит на полу в комнате Фионы, на шее у него сидит Лиам, а девочки ползают по розовому покрывалу, раскинутому на кровати.
- Смотри, мои малышки нарисовали совершенно гениальную картину! - Кев улыбается, как обдолбанный, и суёт Микки в руки кусок ватмана, измазанный жёлтыми и зелёными штрихами. Где тут и что гениальное, Микки в хуй не свищет, но у него свой сын есть, и он бы уебал любого, кто посмел сказать херню какую-нибудь про картинки Евгения, так что он выдавливает на лицо кислую улыбку и бурчит что-то вроде: «Отлично, да, клёвые порисульки».
У Кева лицо чуть не трескается от улыбки, и он тянет руки куда-то под кровать, вытаскивает кипу таких же исполосованных листов и радостно выдыхает:
- А вот тут мы рисовали нашу семью! - и пытается всучить Микки ватман с кучей цветных кругов (наверное, младшие Галлагеры) и палочек (старшие?). Микки отодвигает лист обратно к Кеву, но успевает заметить рыжую колбасню на краешке рисунка, и вспоминает, почему опасно долго торчать в доме Галлагеров.
- Слышь, мужик, ты почему опять счета за отопление не оплатил? У меня бабы мёрзнут, а ледяными ладошками много сосёнок не натрёшь, понимаешь, Кев? Не натрёшь - денег не получишь.
- Ой, прости, - Кев виновато хмурится. - Я всю неделю разгребал завалы после гулянки Галлагеров, совсем про счета забыл.
- Так поди и заплати, раз вспомнил, - настойчиво напирает Микки.
Лицо Кева обретает одновременно возмущённое и страдальческое выражение, и Микки понимает, что это всё. Хуй ему, а не оплаченные счета.
- Я с детьми сижу, Микки! - возмущённо вскрикивает Кев. - Не могу я оставить малышек ради твоих шлюх!
- Так, - Микки сжимает пальцами виски, но всё равно чувствует себя до последнего края взбешенным. - Хорошо, ты не можешь оплатить счета, я - могу. Давай квитанции и деньги, я сгоняю.
- А где гарантии, что ты меня не объебёшь? Как ты мне докажешь, что не заберёшь мои деньги и не укатишь в Лас-Вегас? - подозрительно щурится Кев. Лиам тянет одну из бровей Кева в сторону, и он становится похож на подозрительного пьяного пеликана, которому рыбой отбили один глаз.
- Какие мои гарантии?! Да такие, что мне шлюхи всё утро на уши приседают, как им тяжело надрачивать хуи в Антарктике! - взрывается Микки.
- Я могу съездить и оплатить счета, Кев, - говорит Йен Галлагер. - Мне-то ведь ты доверяешь?
Кев мотает вверх-вниз головой, и Йен Галлагер, что стоит за спиной у Микки, довольно хмыкает. Микки чувствует, как его шеи касается тёплый воздух, вырвавшийся изо рта Галлагера, и замирает. Ему нельзя оборачиваться.
Ему нельзя было торчать в доме блядских Галлагеров так долго.
- Заебись, - говорит Микки.
- Теперь мои шлюхи смогут работать в тепле и уюте! - он спиной отходит в коридор, старательно игнорируя рыжее пятно на периферии зрения.
- Я тогда пойду, - и он правда уходит по лестнице вниз, и чем дальше, тем легче дышать, вот ещё один шажочек, и сердце перестанет рвать ему грудную клетку.
- Микки, - говорит Йен, - подвези меня до расчётного центра.
Микки оборачивается и видит, как губы рыжего складываются в спокойную, хорошую такую улыбку.
Микки думает: «Интересно, все рыжие суки так улыбаются, когда забирают чьи-то сердца?».
Микки кивает и выходит на улицу - ждать Галлагера в машине.

Йен Галлагер задевает рыжей макушкой крышу салона, в то время как башка Микки Милковича едва торчит над спинкой сиденья. У Йена Галлагера здоровенные плечи и крепкие руки, увитые толстыми нитями мышц. Микки приходится прижиматься к холодному стеклу плечом, чтобы быть на безопасном расстоянии от Галлагера. Если оно есть вообще - расстояние, отойдя на которое, можно почувствовать себя спасённым от грёбаного Галлагера.
Микки хочется задать ему тысячу вопросов.
Как ты поживаешь, Галлагер?
Слышал, у тебя мужик новый появился, а, Галлагер?
Его тебе трахать больше нравится, чем меня?
Но Микки лучше язык себе откусит, чем задаст хотя бы один из сотни своих вопросов.
Они молчат, но Рыжий лобок никогда не умел долго держать хлебальник в закрытом виде. Даже когда долбил Микки в подсобке, когда за дверью прохаживалась безумная жена трусливого мусульманина, и надо было держать рот на замке, Йен прижимался губами к уху Микки и нёс ебучую околесицу, а Микки его заткнуть не мог, потому что...
Потому что не хотел он его затыкать.
Поэтому Микки даже не вздрагивает, когда Йен спрашивает:
- Как там Светлана поживает?
- У Светланы всё заебись, - развязно отвечает ему Микки. - Сучится иногда, это бывает, но если ей рот членом заткнуть, то она вполне сойдёт за идеальную жену.
- Часто же тебе приходится запихивать в неё член, бедняжка, - Галлагер хмыкает, но Микки не чувствует, чтобы Рыжему лобку было весело.
О, нет.
Зато весело становится Микки.
- Я теперь занимаюсь серьёзным бизнесом, - рассказывает Микки, - Сфера услуг, всё такое.
Под внимательным взглядом Йена он сдувается и сознаётся:
- Ладно, хорошо, сутенёр я, руководитель русских пёзд размером с ведро. На толкан с утра присесть не успеваешь, как уже бегут ранние пташки-сосалки, то у них трубу прорвало, то хуи клиентов замерзают, а я им, кажется, вместо супергероя, какого-нибудь Хранителя пиздощелей.
- В чём же твоя суперспособность, Хранитель? - усмехается Йен.
- Оберегаю беззащитные пёзды от инопланетного вторжения, - серьёзно отвечает Микки, и на мгновение салон тачки погружается в полную тишину, а потом Микки и Йен начинают ржать, точно два обдолбанных ублюдка, Милкович даже случайно заруливает на встречную полосу, но вовремя выравнивает руль, и опять принимается хохотать.
Отец четырёхлетнего сына и прожжённый пулями солдат. Взрослые мужики, хуё-моё.
Микки паркуется рядом с цветочной клумбой расчётного центра, мимо которого по тротуару одиноко тащится слепой мужик с тростью, и это идеальный момент, чтобы подтащить рыжую башку ближе к себе и крепко поцеловать.
Микки тянется через коробку передач к нему, когда Галлагер берётся за ручку дверцы и говорит, не глядя ему в глаза:
- Спасибо, что подвёз, Микки. Передавай привет Светлане, а я от тебя привета Джеку не передам, ты уж меня извини.
И выходит.
«Какой ещё, нахуй, Джек?!», - хочется крикнуть Микки.
Слепой мужик с тростью прошаркивает мимо машины Милковича, и Микки вдруг вспоминает.
Развороченный бар Кева, грозу над Чикаго неделю назад.
Мужик Йена Джек.
Космический мужик Джек с пуделями из надувных гондонов.
Ты хотел узнать про нового трахаля Йена, Микки?
Поздравляем тебя с новыми знаниями, пятилапый недоносок.

Проходит ещё одна неделя, и Мэнди за завтраком заявляет, что Кеньята зовёт её с собой в Индиану. Евгений хлопает в ладоши, Кеньята с довольной рожей заворачивает яичницу, а Светлана говорит, что это очень здорово, что Мэнди не может отказаться.
Микки не говорит ничего. Нет Мэнди никакого дела до того, что думают Милковичи, вот если бы здесь был Лип драный Галлагер, вот тогда бы да, он бы что угодно мог Мэнди велеть сделать, и она бы не поехала в Индиану или, например, прыгнула бы с крыши колл-центра за углом. Всё, что только может попросить у неё Галлагер.
Ведь вся сраная вселенная вертится вокруг этой семейки. Микки ли это не знать.
Но когда Мэнди собирает вещи, Микки всё равно приходит и говорит:
- Пиздец, Мэнди, этот чёрный кусок дерьма тебя по лицу бьёт, а ты сваливаешь вместе с ним в жопу мира, ты серьёзно?! Он распродаст тебя на органы на первом же полустанке, твоими лёгкими будет дышать какая-нибудь шмара, отсасывающая коровам за пять баксов!
Мэнди приглаживает дрожащими руками стопку одежды в чемодане и спрашивает:
- Как ты думаешь, я должна сказать Липу?
Перед ней распинаться, как перед стенкой речи задвигать, думает Микки.
Ох эти ёбаные Галлагеры.
Микки покачивает головой, а потом слышит стук в дверь и идёт открывать.
На пороге - Лип и Йен. У старшего ужасно взволнованная харя, что не может не радовать Микки. Возможно, этому мудаку не насрать на его сестрёнку, и он сможет отговорить её от самоубийственного переезда. Микки даже поможет ему отвадить или грохнуть Кеньяту, если понадобится. Милковичи прекрасно умеют заметать следы после убийства.
Микки молча распахивает дверь, и Галлагеры просачиваются в комнату к Мэнди.
Светлана со своей тёлкой слились вместе с Евгением на какие-то увеселения (отправили Евгения просить у папки денег, вот ведь хитрые суки, знают, чем надавить на яйца Милковичу), так что некому занять Микки, и он имеет полное право запереться у себя в комнате с бухлом.
Микки булькает остатками пива из второй бутылки во рту, когда к нему в комнату вдруг заходит Йен. Микки хочется сплюнуть пиво рыжему в рожу, задать кучу вопросов и ударить себя самого по лицу, но вместо этого он лишь приподнимает вопросительно бровь.
- Они там ругаются, не хотел мешать, - рапортует Йен и закрывает дверь.
С внутренней стороны.
Бровь Микки ползёт ещё выше, выгибаясь на лбу крутой дугой.
- Нам надо поговорить.
Поговорить ему, вы посмотрите.
Микки разводит руками в стороны, страдальчески сдвигает брови к переносице и булькает остатками пива во рту.
Прости, рыжий хрен, не могу с тобой разговаривать. Ты мне тут тоже мешаешь.
Йен понятливо хмыкает и говорит:
- Джек очень хороший. Лучший мужик, который у меня когда-либо был, Микки.
Лучше, чем ты, Милкович.
- Он не боится говорить вслух о наших отношениях. Он даже, - Йен коротко улыбается и ерошит волосы у себя на макушке, - он как в дом зашёл, так и заявил сразу, что он мой парень, и Фиона удивилась, конечно, сказала: «Где ты откопал такого мужика, братишка, что его зовут "парень Йена"?».
Йен смеётся и прикрывает ладонью рот, потому что ему, наверное, кажется, что смеяться, когда за стенкой у старшего брата трагедия жизни разворачивается, как-то не очень.
А Микки кажется, что он сейчас сдохнет.
- Я ему рассказал, - Йен упирается этим своим взглядом из-под бровей в лицо Микки, как смотрел тогда, когда Микки тух за решёткой. Только этот взгляд теперь совсем другое значит. - Ну, про нас с тобой. Поэтому он часто совершает такие дурацкие вещи. Пытается воздать мне заслуженное, или типа того, я не знаю.
Он делает для меня всё это, Микки.
А что для меня сделал ты?
Микки сглатывает тёплое и сладковатое от его собственной слюны пиво.
Рыжий хочет поговорить. Ну что же - они сейчас поговорят.
- Какой у тебя мужик охуенный, Галлагер, мне даже завидно. Только вот, - Микки поднимается с кровати и оказывается перед Галлагером, упирается носом этой долбаной каланче в ключицу, поэтому приходится задирать голову, чтобы смотреть ему в глаза. - я не понимаю, зачем ты мне всё это рассказываешь?
- Я ушёл тогда, неделю назад, и ничего тебе не объяснил, - простодушно отвечает ему Йен. - А я хочу, чтобы ты знал. Не хочу оставлять это... вот так.
- Как я мог забыть! - Микки всплёскивает руками и лепит на лицо удивлённое выражение под стать какому-нибудь дебилу. - Это вечное стремление Галлагеров, чтобы весь мир знал о том, что они думают, или почему они поступают так, а не иначе!
- Микки, я...
- Заткнись нахуй, Галлагер! - орёт в ответ Микки. - Ты думаешь, мне есть дело до тебя и твоего мужика? А Мэнди, как ты думаешь, Мэнди есть дело до Липа Галлагера, который поёбывает её от скуки по вторникам и четвергам, а на остальные дни недели у него другие тёлки расписаны? Никому в этом сраном доме, н и к о м у! - Микки сжимает в руках отвороты блядской зелёной майки Йена и яростно выплёвывает ему в лицо:
- Никому нет дела до вашей семейки, потому что мир не вертится вокруг вас, ты понял меня?
Микки видит своё искажённое лицо в тёмных, расширенных зрачках Йена, и думает о том, что сейчас - удачный момент для того, чтобы поцеловать эту тупую рыжую мохнатку, чтобы хоть что-нибудь ему, Микки, осталось, прежде чем Галлагер вернётся к своему траханному космическому мужику Джеку.
Но Микки ничего не делает, в то время как Йен отцепляет его руки от своей майки, выходит из комнаты и аккуратно прикрывает за собой дверь.
«Что бы в такой ситуации сделал идеальный парень Джек?», - думает Микки.
Бросился вдогонку?
Признался в любви?
Подставил своё очко? Никогда нельзя недооценивать волшебную силу очка.
Одно Микки знает точно - космический мужик Джек не отправился бы на крышу дома Милковичей, чтобы наебениться до поросячьего визга.
А Микки - хуёвый, нечуткий бойфренд Микки, ссыкло-Милкович, - именно этим и решает заняться.

В пять часов утра, когда всходит солнце, на крышу выползает Мэнди.
На ней старый свитер Микки и латанные джинсы. Мэнди в таком виде даже до мусорки не выходит, одевается так только если нужно тащиться куда-то на зассаной электричке, например, в гости к их лютой тётке с её письконосной дочерью.
- Я думал, тебя Галлагер ночью успешно отговорил от этой ебической затеи, - говорит Микки, протягивая Мэнди последнюю, почти пустую бутылку пива.
- Я не могу здесь остаться на правах девушки по дням недели, - отвечает Мэнди и прикладывается к тёплому горлышку.
- Конечно, лучше остаться частицами своего тела во всех шлюхах Индианы, - кивает Микки. - Мне вообще иногда кажется, что этот мужик тебя однажды утром на сковороде зажарит, я не пытаюсь нагнетать атмосферу, Мэнди, ты не подумай, но я как-то зависал на википедии по тегу «диктаторы-людоеды», и знаешь что?
- Что?
- Они все чёрные! Чёрные, как и твой грёбаный мужик!
Мэнди прижимает к груди пустую бутылку и хохочет, и Микки хохочет тоже, а потом откуда-то снизу орёт Кеньята, спрашивает что-то про его шмотьё и чемоданы. Всё их веселье как рукой снимает.
- Я думала, - говорит вдруг Мэнди, - что если Лип попросит меня остаться, то я останусь, не задумываясь. Что мне будет неважно, почему он хочет, чтобы я это сделала, и кто я для него. Мне было достаточно одного его слова, понимаешь, Микки?
- Потому что тебе казалось, что вокруг Галлагеров вертится весь твой ебучий мир, - Микки понимающе хмыкает и заваливается на спину.
- Ты знаешь, Мэнди, - говорит он, - я в душе не ебу, как называются всякие созвездия на небе, но я тебе зуб даю, что над нашим домом торчит созвездие Галлагеров - здоровенная такая елдовина.
Микки широко разводит ладони в стороны, а потом сжимает их вокруг щёк склонившейся над ним Мэнди. Щёки у Мэнди забавно надуваются, и она смеётся, а из глаз у неё катятся слёзы, тушь течёт по лицу.
- Ты такая дура, - выдыхает Микки. - Уедешь сейчас и просрёшь любовь всей своей грёбаной жизни.
- На себя посмотри, придурок, - Мэнди вытирает ладонями Микки тушь и слёзы со своих щёк, поднимается на ноги и, кажется, собирается спуститься вниз.
- И я просру, - согласно кивает Микки. - Или нет. Я ещё не решил. Знаешь что, Мэнди? - Микки тоже подскакивает на ноги и с больной весёлостью глядит на свою сестру. - Если сейчас на кухне я найду в нычке за холодильником хотя бы двадцать баксов, значит, я пойду и наваляю мужику Йена по щам.
- Светлана вчера все нычки обшмонала с утра, ничего не осталось, - говорит Мэнди и смотрит на него грустно, как на того самого изувеченного щеночка.

В шесть утра в доме Галлагеров свет горит во всех комнатах. Их дом - точно светлячок, завязший в тёмном болоте улицы.
Микки диковато улыбается и затягивается скрученной в найденную за холодильником банкноту дурью ещё разочек. Первые десять баксов он раскурил на двоих с Мэнди, а потом оставил её разгребать собственное дерьмо и отправился сражаться со злом.
Микки набирает в лёгкие воздуха и орёт на выдохе:
- Космический Джек, сука ты паршивая, тебя вызывает на дуэль Хранитель пиздощелей!
В ответ ему принимается орать сигнализация чьей-то дырявой тачки, и некоторое время ничего не происходит, а потом из дома Галлагеров выкатывается его любимая рыжая мохнаточка в клетчатом халате. Остальные Галлагеры расплющивают еблеты по ту сторону стекла во всех засвеченных окнах. Микки пытается пьяным глазом пересчитать знакомые лица, чтобы определить, куда затесался враг, но рыжая Дэбби двоится, а ведь Микки помнит, что такая девка в семье всего одна, и поэтому постоянно сбивается.
Йен сгребает его своими лапищами за отвороты куртки и оттаскивает куда-то за мусорные баки, в тенёчек.
- Какого чёрта ты творишь? - спрашивает у Микки разъярённый Йен Галлагер. С чужой задницы его Микки снял, что ли?
Микки эта мысль не нравится, он пытается отцепить от себя руки паршивого Галлагера и вернуться обратно на свет.
- Я дуэль пришёл... на дуэль звать, да отпусти ты мою куртку, Рыжий лобок! - Микки, наконец, вырывается, но тут же врезается плечом в бачок и начинает заваливаться на землю.
Йен кутается в свой халат и глядит на Микки так, будто бы он какой-нибудь необычный таракан, танцующий чечётку.
На земле лежать мокро и пакостно, но Микки не чувствует в себе никаких сил, чтобы встать. Микки чувствует себя раздавленным тараканом, и никого этому таракану уже не надо спасать.
Догадливый Галлагер говорит:
- Если ты пришёл искать Джека, то его тут нет.
- Он здесь не ночует, - добавляет Йен, и лицо у него сурово мрачнеет.
- Джеку... ему непривычно в этом районе. Он на Севере родился, наркоманов и бомжей только на плакатах социальной рекламы видел. А у нас, сам помнишь, Фрэнк и Карл.
Йен ещё что-то говорит, словами давится и пытается улыбаться, в то время как Микки подтягивается на руках, садится задницей на мокрую землю и прислоняется спиной к ржавому баку. Микки с неподдельным интересом спрашивает:
- Слушай, Галлагер, я думал, армия мужика закалять должна, а ты-то почему такой рыжей мохнаткой стал?
Йен недовольно морщится, но молчит и сверлит Милковича взглядом из-под насупленных бровей.
- Джеку непривычно в этом районе, - скорчив тупую рожу, визгливым голосом передразнивает Микки. - Джек хороший и любит меня, но ему не нравится, что мой брат барыжит оружием и держит на подхвате младшеклассников. Серьёзно, чувак, если тебя потянуло на нежных девочек, ты всегда можешь заглянуть в мой бордель, я тебе самую узенькую выберу.
- Он меня любит, - упрямится Йен.
- Тебя? - насмешливо приподнимает бровь Микки. - Нет, Рыжий лобок, он любит твой член, веснушки, губы, я хрен его знает, что он ещё в тебе любит, но не тебя самого.
Микки поднимается с земли, хватает Йена за руку и тащит на свет, к порогу дома Галлагеров.
- Видишь, твоя семейка носы себе плющит об стёкла от любопытства? Видишь, нет? - Микки сжимает ладонями глупую рыжую башку и насильно поворачивает в нужную сторону. - Ты запомни хорошенько, пиздюк, что они - это ты. Карл, который толкает наркоту из-под парты, даже мелкий твой, Лиам, который в кровать по ночам ссытся, все они - ты, и ты - во всех них, понял? Если тебе хуйло какое-то задвигает, что ему неловко за твоего брата-барыгу, то это значит, что нихуя тебя такой мужик не любит.
Микки всё ещё держит лицо Йена в своих ладонях, когда тот поворачивает тыкву в его сторону и спрашивает:
- А ты? Ты, Микки, меня любишь?
И глазами своими зелёными, сволочь, дырку в нём новую прожигает. Опять хочется лицо себе разбить, чтобы полегче стало, чтобы не пекло за грудиной, и чтобы Галлагера сраного не видеть. Микки думает, что сейчас - абсолютно неудачный момент для того, чтобы засосать Йена Галлагера. Вся семейка на них пялится, стыдобища-то какая. И Микки ничего не делает.
Микки говорит:
- А я, Галлагер, никогда хуйлом не был.
И наконец-то притягивает к себе свою глупую рыжую мохнатку.
Расфасованные по окнам дома Галлагеры хлопают им в ладоши.